Евгений Верещагин
«Самокритичность и одновременно ощущение своей неповторимости и исключительности»
Евгений, расскажите про ваши первые шаги в профессии фотографа. В какой момент жизни у вас зародился интерес к фотоискусству?
Это произошло ещё в детстве, когда мне было лет 10: мне купили первый в жизни фотоаппарат «Смена-8М», я им с удовольствием снимал и затем печатал фотографии в импровизированной фотолаборатории в ванной под руководством отца. Процесс был крайне увлекателен.
В 1992 году вы завершили профессиональное обучение и получили диплом с квалификацией «фотограф 4-го разряда». Что означает «разряд» у фотографов, какие квалификации существуют?
В те годы разрядов было всего 6, но после обучения можно было получить не более чем 5-й. Для этого на защите диплома требовалось представить цветные фотографии, процессу печати которых нас, собственно, не учили, так как нужного оборудования попросту не было. Мини-типографии появились несколько лет спустя, а тогда всё делалось вручную. Цветная печать в те годы представляла собой очень сложный, дорогой, многоступенчатый процесс и, увы, была доступна только в некоторых фотоателье. Поэтому 4-й разряд был практически наивысшим, который можно было получить при выпуске. Он предполагал владение процессами черно-белой фотографии.
Вы также окончили Санкт-Петербургский государственный университет культуры и искусств по специальности «Режиссура». Как это отразилось на вашей профессии?
Полагаю, что влияние этой специальности было и остаётся довольно сильным. Она дала мне и чувство композиции (которого требует любая театральная площадка), и умение работать с актёрами и моделями, и навык видеть происходящее в кадре в целом, и в первую очередь ощущение органичности. Когда модели недостаточно погружаются в образ либо фотографы ставят «неубедительные» задачи, мне часто вспоминается Станиславский и его «Не верю!». В этом очень помогает и длительный опыт самостоятельной работы на площадке. Актёрское мастерство нам преподавал ныне хорошо известный Борис Григорьевич Смолкин – прекрасный актёр и требовательный педагог. Впрочем, иногда этот навык мешает: невольно начинаешь что-то анализировать вместо того, чтобы просто наслаждаться тем или иным произведением.
У вас был опыт работы в Центральном картографическом производстве Военно-Морского флота (ЦКП ВМФ) в качестве фотографа. Относится ли это к военной должности? Что было самым запоминающимся для вас в этой работе?
Там я был гражданским фотографом, без каких-либо званий, но с красивым пропуском с якорем на обложке. А самым запоминающимся был немецкий «фотоаппарат» размером со спортивный зал. Насколько я помню, в стране тогда таких было всего два или три. Они позволяли делать негативы размером метр на полтора.
Помимо фотографии, вы с раннего возраста увлекались музыкальным творчеством, были участником одной из групп ленинградского рок-клуба, после чего основали собственный музыкальный проект «Индиго». Расскажите о нём.
Этой истории уже без малого 30 лет. Первые записи начались в продакшн-студии «Радио-1», на которой я тогда работал, а затем пошло-поехало… Были и записи, и концерты, и эфиры, менялись составы… Собственно, в каком-то смысле проект жив и сейчас, мои песни иногда на квартирниках исполняет дочь Настя с помощью друзей-музыкантов. Но в целом это довольно длинная история, думаю, лучше просто дать ссылку на рок-энциклопедию Андрея Бурлаки (rock-n-roll.ru) – если кому-то любопытно, там она довольно подробно описана.
Музыкальное творчество привело вас к работе на радио в качестве диджея. С чего начинался ваш путь в эфире радиостанций? Что вам казалось самым интересным в процессе работы?
Всё получилось само собой: меня позвал работать на «Радио-1 Петроград» мой друг, который тогда был программным директором станции (он и сейчас продюсирует несколько питерских каналов). После довольно длительной стажировки меня взяли в штат, и начались эфирные будни. «Радио-1» тогда было первой российско-американской рок-радиостанцией, а так как я со школы воспитывался на рок-н-ролле, работа была в удовольствие. Позже были другие станции, менялось время, обстоятельства, форматы.
Самым интересным, пожалуй, было общение с музыкантами. На рубеже 2000-х я начал вести свою авторскую программу на радио «Шансон», в которую приглашал наших рокеров. У меня в эфире за год с небольшим побывали Саша Васильев («Сплин»), Эдмунд Шклярский («Пикник»), «Колибри», «Текиладжаз», «Король и шут», «Deadушки», «Митьки» (Митя Шагин тогда меня в митьки принял прямо в эфире), множество именитых и молодых групп и музыкантов. Каждое интервью с ними было определённым открытием, хотя многих я знал и ранее.
На протяжении всей профессиональной карьеры вы продолжали развиваться в фотоискусстве. Как фотограф оттачивает своё мастерство на практике?
Что касается меня лично, то только практикой, повышением насмотренности и постоянным обучением. Обучение необходимо несмотря на опыт: слишком быстро меняются технологии, инструменты, тренды. Насмотренность позволяет быть в курсе происходящего, сравнивать и оценивать. При этом я имею в виду не только фотографию, но и кино, и живопись, любые визуальные искусства, и не только текущего периода. Без этого сложно двигаться вперёд. Пересматривая собственные работы трёх-пятилетней давности, я понимаю, что сегодня я многое бы сделал иначе, а что-то не стал бы делать вовсе.
В последние годы вы являетесь активным участником различных фотовыставок и победителем ряда конкурсов, среди которых Фотобиеннале современной фотографии (проект Русского музея), «Минимализм, «EXISTENTIA» (проект Института философии РАН) и многие другие. В каком жанре фотографии вы достигли наивысшего профессионализма?
Об этом судить точно не мне, но, если верить оценкам и выбору различных жюри, мне неплохо удаются портреты, стрит, жанр и абстрактно-минималистичные работы.
Как коммерческий фотограф в настоящее время вы занимаетесь предметной и каталожной съёмкой, но периодически бывают и fashion-проекты для издательств. С моделями какого типажа вы предпочитаете работать?
Предпочтений в типажах у меня нет. Важно, чтобы модель была органичной и искренней. Я должен поверить ей, а она мне, тогда у проекта есть шансы на успех. Я часто напоминаю моделям о работах Питера Линдберга, где открытость и искренность стоит на первом месте. Даже если проект предполагает сюрреализм, утрированность, нарочитость, фэнтезийность, модель всё равно должна не просто примерить образ на себя, а стать этим образом.
Ваши работы продаются на специализированных порталах для оформления интерьера. Это площадки наподобие фотобанков и фотостоков? Где ваши работы пользуются большим спросом?
Нет, это не стоки, это фирмы, которые предлагают своим клиентам как репродукции, так и авторские работы в различных готовых, интерьерных вариантах – от постеров до модульных картин. Сейчас мои работы больше всего продаются на порталах posternazakaz.ru и artwall.ru, впрочем, их делегируют и на другие площадки, насколько я знаю.
У вас «звучащая», красивая фамилия. Так было изначально или это творческий псевдоним? Что она означает?
Да, это мой эфирный псевдоним, который был выбран совместно с программным директором радиостанции буквально за несколько минут до первого эфира в 1994 году в связи со сложностью настоящей фамилии. И, конечно, сработали ассоциации с «Белым солнцем пустыни». С тех пор и за годы использования этот псевдоним мне отчасти стал роднее настоящей фамилии.
В наше время конкуренция среди творческих людей очень высока, будь то фотографы, модели, стилисты, вокалисты…. Что, на ваш взгляд, позволяет художнику оценить свои возможности в той или иной области в сфере искусства?
Самокритичность и одновременно ощущение своей неповторимости и исключительности. Да, на первый взгляд это полярно разные вещи, но они образуют тот самый баланс, на который можно ориентироваться. Нельзя непрерывно быть «звездой» в собственных глазах или, наоборот, постоянно под себя копать. Одно провоцирует другое, и в результате двигаешься вперёд – эдакий творческий perpetuum mobile и лента Мёбиуса одновременно. Конечно, важно и мнение близкого окружения, но не слишком большого: миллиарды лайков – это показатель количества, а не качества. Довериться можно и мнению одного, самого близкого человека. Но это, разумеется, частное мнение.